В начале XVIII века колдовство по-прежнему считалось религиозным преступлением. Виновным признавали и того, кто колдовал, и того, кто к нему обращался. Их ждали одинаковые наказания: пытки, тюрьма и даже сожжение. Однако суровые законы были не очень-то действенны: к знахарям, зелейникам, ведунам и колдунам обращались представители всех слоев общества — от самых бедных горожан до знати. Если чародейство не принесло ощутимого вреда, суд иногда смягчал кару, например повелевал подсудимому публично покаяться.
Уже в первой трети XVIII века отношение к колдовству стало меняться. Законники стали считать магов не пособниками дьявола, а обманщиками, которые хитростью обольщают простаков и наживаются на них. А так как деятельность мошенников шла вразрез с учением церкви, то их по-прежнему наказывали вплоть до сожжения.
В годы правления Екатерины II государство стало относиться к колдовству исключительно как к вредному мошенничеству, которое происходит от необразованности народа. А ущерб от порчи теперь считался результатом отравления всякими травами, корнями и порошками, а не следствием магии. К судебным делам стали привлекать экспертов — аптекарей и провизоров, которые должны были определить, что за «лихие корни» используют мошенники.
Екатерина II издала Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения, а в нем особо отметила: расследовать дела о колдовстве следует осторожно, чтобы не сеять смуту в народе. В Наказе отмечалось, что чародеев часто оговаривают и они могут быть жертвами, а не преступниками. С тех пор рассматривать дела о колдовстве стали в полиции.